В июне этого года в Соловецком музее-заповеднике состоялась научно-практическая конференция «История страны в судьбах узников Соловецких лагерей», приуроченная к 100-летию создания Соловецкого лагеря особого назначения. В ходе работы конференции мы поговорили с её участниками о их научных интересах, философских и общественных взглядах, а также о впечатлениях от события и Соловецких островов.
Герой нашей сегодняшней публикации – Ирина Анатольевна Чудинова, старший научный сотрудник Российского института истории искусств, кандидат искусствоведения (г. Санкт-Петербург). На конференции Ирина Анатольевна представила доклад «”И в страдании Его верую спастись”: соловецкие исповедники веры о страдании и мученичестве».
Ирина Анатольевна, рады, что Вы приехали к нам на конференцию. Уже не первый раз Вы принимаете участие в научных мероприятиях музея, и в целом, давно связаны с Соловками. Что даёт Вам участие в событиях, происходящих на Соловках?
– Я действительно здесь не первый раз. И действительно с островами я связана с очень давних времен. Я знаю это место и люблю его, и моя научная работа тоже связана с Соловками. Я искусствовед, занимаюсь церковным искусством, и самым главным для меня материалом являются соловецкие рукописи. Я не делю рукописи, соловецкую жизнь и соловецкий монастырь – для меня это одно пространство, и более того, для меня одним пространством являются прошлое, настоящее и будущее монастыря, и даже его предыстория – археология. Соловки – это святое место, что ощущают абсолютно все – и простые туристы, которые сначала не понимают, куда они попали, и люди, которые сознательно едут сюда.
Во-вторых, я очень рада, что меня пригласили на эту конференцию. Конференция – это возможность высказать свою внутреннюю боль, и понять для себя, что должен быть некий стержень, какая-то составляющая, которая неизменна для всего того, что мы на Соловках имеем, и которая служит центральной связующей идеей. Про это мой доклад – про этот стержень, который я формулирую как страдания.
Как ни парадоксально, но все, что есть на Соловках, даже природа и древняя археология – это все страдания. Мы приехали – здесь было лето, через два дня здесь уже зима, и то, что люди в течение большей части года живут здесь в темноте и холоде – это тоже страдания. Соловки – это место выживания.
Теперь монастырь. Монахи – это добровольные мученики. Если вы сейчас подойдете к любому нашему брату и спросите, что такое монашество – он ответит, что это добровольное мученичество. Даже в самом благоустроенном монастыре все равно приходится себя испытывать, свою волю.
Мне показалось, что страдания – это как раз тот стержень, который это все пространство объединяет. Меня волнует, как это страдание переживается, как оно преодолевается, и что дает своим результатом. Эта та тема, о которой я буду говорить на конференции (хотя на самом деле я к ней, скорее, подступаюсь, потому что это очень большая тема), и мне кажется, что именно та часть, связанная с опытом преодоления страдания, который на Соловках во всех ипостасях существует, важна для всех – и для молодых, и для старых, и в наше конкретное время, когда мы находимся в гуще событий, когда этот опыт необходим для каждого.
В целом конференция, которая рассказывает об опыте преодоления страданий заключенными и новомучениками, имеет очень большое и очень важное значение.
Как давно Вы занимаетесь этой темой и чем вызван этот интерес?
– С 1993 года, когда я начала работать над диссертацией. Но изначально я стала заниматься этой темой не с научной целью. Когда я крестилась, закончив аспирантуру (я композитор по образованию), я поняла, что я ничего не знаю о церкви, хотя у меня есть в этом потребность. Я стала читать, изучать. Но композитор не может просто читать и изучать – он начинает творчески перерабатывать этот материал. В итоге все сложилось именно в соловецкую тему.
Первый раз я приехала на Соловки не с научным интересом. Мне сказали, что Соловки – это нечто, и я сюда поехала. Действительно – это было нечто, и было очень серьезно. Сейчас мы видим благоустроенный монастырь, а в первые времена отец Герман служил акафист, переступая с доски на доску в разрушенном храме. И когда служили в Преображенском соборе – чтобы там не замерзнуть, чтобы не околеть от холода, тащили туда еловые лапы по полу. Это было очень сильно. Видимо, тогда я определила для себя связующую соловецкую идею – страдание.
Для меня Соловки – это квинтэссенция христианского опыта. Потому что, как известно, христиане верят в распятого Христа. И всегда кажется, что мы приходим в храм для того, чтобы попросить благополучия, но благополучие конечно, и ни один человек не может остаться без переживаний страдания. Человек, который входит в храм и который становится христианином, себя для этого открывает. На Соловках идея страдания выражена и в архитектурных символах. На Анзере есть Голгофский храм на вершине горы, внизу, под горой – храм Воскресения: без страданий ты не обретешь Пасху. Это особое место.
Можно ли сказать, что к этой теме Вас подтолкнули сами Соловки?
– Да, однозначно. Соловки оказали на меня тогда сильное впечатление. Я мыла посуду в монастыре, жили мы в гостинице, которая стоит на берегу Святого озера – не было даже, где помыться. Все было иначе. Мы собирали ягоды, ходили на замечательные службы, здесь я многое для себя прояснила. И когда я приехала в Питер и увидела огромное собрание соловецких рукописей, я больше не могла с ними расстаться.
Почему люди приезжают на Соловки? Когда они попадают в эту среду, даже если они ничего не знают про историю этого места, у них возникают какие-то глубинные переживания. И сколько здесь историй, когда много людей приезжали сюда поработать и здесь оставались. Они находят здесь действительное, то, что они искали. Не случайно это остров, не случайна его история.
Насколько легко тему мученичества, тему страданий раскрывать для современной широкой аудитории?
– Страдание – это неизбежная составляющая жизни любого человека – христианин, не христианин. Но страдание преодолимо только одним – духовной радостью. И об этом очень ярко говорит христианство. Избегание страдания ни к чему не приводит. Любой человек, молодой или старый, не найдет без страдания того, что он ищет. Тема находит отклик. Вопрос – как об этом говорить.
Как вы считаете, какие форматы и средства могут стать оптимальным способом сохранения памяти об узниках лагерей, о новомучениках?
– Пока я не сделаю чего-то сам, я этого не пойму. Формами сохранения памяти должны стать те формы, в которых человек сам участвует. Скажу по собственному опыту: если бы я в первый раз приехав сюда, просто прослушала экскурсии и не попала бы мыть посуду, то для меня большая часть Соловков просто ушла бы. То есть до тех пор, пока человек сам не начнет копать, он ничего не узнает. Поэтому я вижу только те формы, когда человек непосредственно участвует. Участие в конференциях, самостоятельный поиск информации по теме – тоже про это.
Например, для того, чтобы понять, что такое рукописная книга, человеку нужно взять в руку перо и попробовать написать, понять это через свой опыт. Как музыкант, я это очень хорошо понимаю. Это касается и церковного опыта. А церковный опыт – это не только пойти в храм и сделать все, что полагается в храме, но еще и поработать на храм и войти в эту жизнь, в эту дисциплину, в эти трудности, которые есть. Непосредственно пострадать, тогда ты что-то обретешь.